Рутинная смена презервативов

У каждого человека, каким бы сложным и противоречивым он ни был, в час болезни или смерти находятся те, кто проявит сочувствие, вспомнит добрые дела, поддержит родных. Но бывают и исключения. Маргарита Симоньян и её супруг Тигран Кеосаян — именно такой случай.


Сегодня Симоньян заявляет о тяжёлой болезни, готовится к операции. Её муж уже несколько месяцев лежит в коме после клинической смерти. Но если внимательно вслушаться в реакцию общества, можно заметить одну уникальную особенность: их беды не вызывают сочувствия. 


Ни в Украине, ни в Азербайджане, ни практически в любой другой стране постсоветского пространства. Даже в Армении к ним нет ни жалости, ни сострадания. Там их открыто называют «манкуртами» — людьми, добровольно отрезавшими себя от собственной культуры и народа ради служения чужой власти.


Это не преувеличение и не злорадство. Это точная оценка, которую армянское общество дало Симоньян: въезд в Армению ей официально запрещён. Такая санкция для журналиста и публичного деятеля — своего рода прижизненный приговор, финальная характеристика, которая говорит больше любых биографических справок.


Причина этого презрения очевидна. Симоньян и Кеосаян сознательно сделали карьеру на лжи, пропаганде и обслуживании интересов Кремля. Они превратили слово в оружие, направленное против соседей, против собственного народа, против истины. Сотни эфиров, фильмов, статей и ток-шоу были посвящены одной цели — оправдывать агрессию и насилие, разжигать ненависть, делить людей на «своих» и «чужих».


И вот результат: даже известие о смертельной болезни не способно пробудить эмпатию. Наоборот, люди видят в этом лишь закономерность, расплату за годы цинизма и лжи. Они давно испортили свой некролог при жизни. Уникальность этой пары в том, что они уйдут без настоящего человеческого прощания. Без сожаления. Без памяти. 


Даже в  России о Симоньян и Кеосаяне будут скорбеть лишь немногие — узкий круг тех, кого они лично обогатили, выполняя роль кремлёвских пропагандистов. Но и в этом кругу скорбь будет формальной. Система, которой они служили, устроена просто: порванные презервативы нигде не хранят на память. Их заменяют новыми.