Больше половины граждан Германии (59%) не стали бы защищать страну с оружием в руках, если бы на нее напали. Таковы результаты опроса социологического института Forsa, опубликованного в понедельник, 4 августа, медиагруппой Redaktionsnetzwerk Deutschland (RND). Социологи провели опрос с 28 по 29 июля среди 1002 человек - как мужчин, так и женщин.
На вопрос "Будете ли вы защищать Германию с оружием в руках в случае нападения?" лишь 16% сказали: "Безусловно, да". 22% ответили, что "возможно", 59% - "скорее всего, нет" или "ни в коем случае". Среди мужчин не готовы защищать страну 46% опрошенных, у женщин - 72%. В возрастных группах больше всего не готовых к обороне (68%) - среди тех, кто старше 60 лет. Из сторонников партий - среди избирателей Левой партии (71%).
Эти цифры - сигнал, но не «приговор» для безопасности ФРГ: за ними стоят явные культурные, институциональные и практические причины, и они объясняют, почему Германия сейчас делает упор на внешнюю поддержку Украины и на усиление альянсов вместо широкомасштабной мобилизации собственной «массы вооружённых граждан».
Но, для начала, нужно совершить экскурс в недавнее прошлое. После катастрофических для себя итогов Второй мировой Германии пришлось выстраивать новую политическую идентичность: демилитаризация, память о преступлениях нацистов, табу на милитаризм и сильный акцент на мирной интеграции в Европу. Это глубоко повлияло на массовую культуру, образование и политические нормы- сформировалась устойчиво-пацифистская или как минимум «сдержанная» установка в отношении армии и насилия как способа решения конфликтов.
В послевоенное время функции безопасности передавались союзникам (вплоть до «ядерной гарантии» США), а сам Бундесвер с хрупкой легитимностью был встроен в парламентский контроль. Это отодвинуло военную службу от повседневной гражданской жизни - то, что раньше было массовой обязанностью общества (воскрешаемая через призыв), стало профессиональной, «отдельной» сферой.
Кроме того, высокий уровень жизни и соцзащиты снижает у многих людей ощущение «экзистенциальной угрозы», а значит - и готовность к личной жертве через военную службу. В итоге, Германия имеет то, что имеет - комплекс исторических травм, институциональных выборов и культурных норм, формировавшихся десятилетиями.
Также стоит заметить, что после 30 лет сокращений и хронического недофинансирования у Бундесвера были серьёзные проблемы с техникой, боеприпасами и личным составом; элементы переоснащения запущены лишь после 2022 года, нождать реального эффекта от них нужно многие годы.
Да, немецкое правительство создало в 2022 году «специальный фонд» в €100 млрд для модернизации вооружённых сил и наращивания мощностей; с 2024–2025 гг. расходы и планы резко выросли, но преобразование кадровой, логистической и оперативной структуры , вынужден повториться, занимает годы.
Ведь, профессиональная армия требует усилий по поддержанию резерва, гражданской подготовки и логистики - для этого нужны годы реформ, которых у Германии не было до 2022–2025 годов. Сейчас обсуждаются модели добровольной службы и подготовительные меры; правительство запускает кампании по набору и «весенним» реформам, но эффект останется отложенным.
Эти структурные факторы делают гипотетическое «всеобщее ополчение» в краткие сроки нереалистичным - следовательно, многие немцы понимают: в реальной войне от них не потребуют моментально стать солдатами. Вот и поддержка Украины со стороны ФРГ во многом связана с желанием держать войну «как можно дальше» от собственных территорий.
Напомню, что с 2022 года Берлин резко расширил военную помощь Киеву. Одновременно политики подчёркивали, что ключевая цель — не вовлечение НАТО в прямой конфликт, а усиление обороноспособности Украины, чтобы Россия не добилась быстрой победы и угрозы для соседей уменьшились. Такой подход одновременно отвечает внутренней логике избежания прямого столкновения и внешней логике сдерживания агрессора.
В итоге, Германия и союзники усиливают детеррентный эффект, уменьшая вероятность того, что конфликт «приедет» в Германию. Это рациональная, с точки зрения Германии, внешнеполитическая стратегия, особенно если собственный людской и мобилизационный потенциал сомнителен в краткой перспективе. Но с точки зрения Украины она выглядит трусливой и циничной.
